Нечаянный король - Страница 46


К оглавлению

46

Отчаянным рывком он преодолел разделявшее их расстояние – Яна опять исчезла под водой, но теперь Сварог ее отчетливо видел слезившимися глазами, да и вокруг стало гораздо спокойнее, тише. Присел на корточки, выпустив меч, обеими руками нашарил человеческое тело, рывком вздернул девушку над водой и, взвалив на плечо, поволок к берегу, взметывая при каждом шаге тучу брызг. Она оказалась отнюдь не хрупкой тростиночкой, но он не выпускал, тащил, поднявшись над водой по бедра, по колени, по щиколотки…

Понатужившись в последнем усилии, ухитрившись не поскользнуться на мокрой грязи у берега, вытащил Яну на сухое место, пронес еще несколько шагов и опустил на траву лицом вверх. От ее камзола остался лишь воротник, с которого свисало несколько полосок бархата, рубашка из тончайшего полотна превратилась в клочья, и взору открылись пленительные картины – сейчас, в этот миг, волновавшие не больше, чем трава под ногами. Усевшись – почти упав – рядом с ней, Сварог оглянулся, шумно отдуваясь, выхаркивая остатки воды.

С обитателем озера произошли необратимые перемены – как всегда бывало там, где поработал на совесть Доран-ан-Тег. На воде – превратившейся скорее в неописуемое месиво – сплошным слоем колыхались отвратительные куски. Мгновением позже топор по изящной дуге взмыл из воды, подлетел к Сварогу и шлепнулся в траву совсем рядом, только руку протяни.

Яна дернулась, издала нечто, напоминавшее сдавленный кашель. Сообразив, в чем тут дело, Сварог бесцеремонно перевалил ее лицом вниз, подпер ей живот коленом, нажал – и ее долго, шумно, обильно рвало жидкой зеленоватой гадостью. Когда окончательно прекратились спазмы и малоприличествующие коронованным особам звуки, Сварог некоторое время все же подождал. Убедившись, что процесс вроде бы прекратился, вновь перевернул ее пузом вверх, нашарил в кармане мокрый носовой платок – с монограммой и графской короной, ясное дело, – вытер девчонке рот и лицо. Она уже таращилась довольно осмысленно, хотя до сих пор отчаянно и звучно икала. Порвал бы своими руками, как Тузик грелку, дура, взбалмошная соплюшка без царя в голове…

Длиннющие мокрые ресницы отчаянно затрепетали – очухалась настолько, что осознала себя голой по пояс. Возвращаются женские рефлексы мирного времени вроде стыдливости – ага, оклемалась, зар-раза, ручками прикрывает мокрые прелести – ну совсем хорошо, и не блюет больше, и в себя пришла…

Стянув с себя мокрый кафтан, отвернувшись, Сварог швырнул его девушке, грубо рявкнул:

– Прикройся, странница по неведомым дорожкам!

Опустившись затылком в жесткую траву, блаженно вытянулся, достал двумя пальцами из воздуха зажженную сигарету и жадно втянул дым. Стояла совершеннейшая тишина, в просветы меж верхушками похожих на сосны деревьев проглядывало ясное небо, почти такое же голубое, как над Таларом, – хотя и наличествовал в этой синеве некий различимый глазом иной оттенок…

– Это чудовищная ошибка… – послышался над головой неуверенный голосок Яны, и она вновь закашлялась.

– Вот именно, – сказал он, не меняя позы. – Чудовищная ошибка природы. По имени Яна-Алентевита. У природы тоже иногда бывают приступы безумия, и тогда она творит нечто вроде тебя… Убил бы дуру своими руками…

Отшвырнул окурок, смачно плюнул и направился к озеру. Минут пять побродив по колено в вонючем липком месиве, пару раз погрузившись по шею впустую, все же отыскал меч, отряхнул его от всего налипшего и бросил в ножны.

Когда он вернулся на берег, Яна уже сидела, обеими руками придерживая на груди его камзол, на вид вполне здоровая и оклемавшаяся. Она попыталась, правда, принять смущенный и пристыженный вид, но в голосе слышалась прежняя беззаботность:

– Кто же знал, что здесь окажется эта тварь вместо…

Беззаботность эта и вывела окончательно Сварога из себя. Искушение было очень уж велико, а другого такого случая могло и не выпасть за всю оставшуюся жизнь…

Она и пискнуть не успела, когда Сварог насел на нее, вмиг выкрутив руки и завалив физиономией в траву. Удерживая ее за запястья левой – она так растерялась, что не сообразила пустить в ход какие-нибудь магические штучки, – правой расстегнул тяжелую пряжку и вытащил из петель ремень, стряхнул с него ножны с мечом. Заворотил ей камзол на голову, на глазок отмерил должную длину ремня, намотал остальное на кулак. Размахнулся с превеликим наслаждением, бормоча:

– И никакое это не извращение, а запоздавшее воспитание…

После первого удара, звонкого, хлесткого, Яна завопила – но Сварога уже ничто не могло остановить.

Вспоминая классика: эх, взлетали батоги посреди весны! И уж точно – с оттяжечкой… Сварог трудился, как бездушный механизм, обрабатывая широким кожаным ремнем парочку округлостей, к которым совсем иным образом мечтали подступить светские хлыщи.

Опомнился, когда она в голос заплакала. Досадливо покрутил головой, отбросил ремень, охваченный вернувшейся жалостью, поднял ее из травы. Уткнувшись ему в грудь, Яна самозабвенно рыдала. Выплакавшись окончательно, затихла.

– И плевать мне, – сказал он потерянно. – Хоть в опалу, хоть на Сильвану, хоть на плаху головой…

– Дурак! – горько всхлипнула она. – Дурак, скотина, больно как, позор какой…

– Какого пса из-за тебя погубил, горе ты мое… – отрешенно сказал Сварог, пропустив мимо ушей ее дальнейшую тираду – любопытно, где она ухитрилась наслушаться словечек, не красивших и ронерского драгуна?

– Убила бы своими руками… – прохлюпала Яна.

– Это потом, – безжалостно сказал Сварог. – Давай-ка убираться отсюда побыстрее. Тут, как выяснилось, люди живут, а в такой глухомани, где бы она ни располагалась, нравы одинаково незатейливые – не любят тут таких странных чужаков…

46