– Совершенно верно, – с невинной улыбкой благонамеренной девочки кивнула Яна. – Я, правда, не стала претворять в жизнь план Конгера во всех деталях, а потому никого не били по шее рукоятями мечей и не выбрасывали в окошки… Но суть и последствия, признаюсь, те же. Были подняты по тревоге Бриллиантовые Пикинеры и Серебряная Бригада, Келл Инир окружили боевыми машинам и на четыре часа изолировали от внешнего мира под предлогом репетиции военного парада… Я одним указом отменила около сотни самых замшелых установлений и правил. Ни Палата Пэров, ни Тайный Совет, эти скопища болванов и чванных невежд, более не имеют ни малейшей возможности влиять на государственные дела. Они решительно ни на что не смогут более влиять. Момент был выбран, снова похвалю свое коварство, как нельзя более подходящий: оба заведения после известных арестов кое-кого из их членов по делу «Черной благодати» пребывали в ошеломлении и оцепенении. Я и ударила в самое сердце… Каюсь, била не в сердце, а пониже пояса, но другого такого случая могло и не представиться…
– Да это… – сказал Сварог растерянно. – Это же революция!
– В какой-то мере, – ангельским голоском подтвердила Яна. – И, что самое приятное, изменения необратимы. Старики – впрочем, далеко не все – и особо стойкие ревнители традиций втихомолку ворчат по углам, но никто не в силах чему бы то ни было помешать – любые попытки подпадают под обвинение в государственной измене… Те, кто помоложе, искренне рукоплещут, поскольку привыкли относиться к этим «заповедникам старичья» с тихим презрением, люди дела, те, кто работает по-настоящему, довольны, а светские бездельники и вовсе не способны на организованное сопротивление… Вот теперь тебя проняло по-настоящему, я же вижу… Ты ведь тоже не принимал меня очень уж всерьез? Взбалмошная девочка с отличной фигуркой, а? В общем, теперь я правлю самовластно. Реальные нити управления – в руках Кабинета и канцлера. Что скажешь?
– Ничего, – честно признался Сварог. – Слов нет.
Он прожил здесь достаточно долго, полтора года, был посвящен во многие секреты – и мог в полной мере оценить размах свершившегося, его значение и последствия. И Палата Пэров, и Тайный Совет – пережившие в свое время многолюдные говорильни, согласно канонам тысячелетней давности имевшие право дилетантски вмешиваться буквально во все, топить любую новую идею в бесконечных дискуссиях, забалтывать проекты, которых попросту не понимали, приводя специалистов в тихое бешенство. Управление делами Империи в одночасье упростилось несказанно. И самое пикантное во всей этой истории то, что интересы бюрократов вроде Костяной Жопы, надо полагать, не пострадали нисколечко, а потому чиновничье племя, есть такое подозрение, выступило единым фронтом с молодыми реформаторами – не столь уж это ново в истории человечества. То, о чем они когда-то с оглядочкой шептались с Гаудином и его друзьями перед последней командировкой Сварога на землю, вдруг стало реальностью.
– Ну как? – с живым интересом спросила Яна. – Согласись, я гожусь не только на то, чтобы раздевать меня взглядом и выпрашивать ордена?
Сварог помотал головой:
– Слов нет, ваше императорское величество.
– То-то, – важно, торжествующе сказала Яна. – Рада, что ты оценил по достоинству мои скромные усилия и экспромты с дебютами… Итак? Что скажешь насчет кресла канцлера? Я говорю совершенно серьезно.
– Подожди, – сказал Сварог. – Чем плох нынешний? Все, что я о нем знаю, укладывается в простое определение – мощный мужик. Совсем не стар, умен, его многие уважают, я не о светских хлыщах говорю…
– Не спорю. Но дело-то в том, что канцлер мне достался в наследство. От отца.
– Ага, – сказал Сварог. – А тебе, значит, непременно нужны новые люди? Никак с прошлым не связанные?
– Вот именно. Не столь уж оригинальная, зато эффективная практика.
– Увы, не всегда… – сказал Сварог. – И это у тебя – единственный мотив для смены канцлера?
– Ну, вообще-то… – протянула Яна.
Сварог подметил, что прежней уверенности у нее внезапно поубавилось. И твердо сказал:
– Точно, единственный мотив.
– Ну и что?
– Заранее прости за резкость… – сказал Сварог. – Вот эта твоя идея мне категорически не нравится. Прекрасно, что ты оттерла от государственных дел две этих бесполезных говорильни… Но насколько блестящим был этот ход, настолько слаб и вреден другой… Менять канцлера только потому, что он тебе достался в наследство от прошлого царствования… Нет уж. Я попросту не справлюсь. Нельзя назначать толкового капрала командиром полка – это совсем другой уровень. Есть лестницы, которые никак нельзя преодолевать бегом, прыгая через три ступеньки…
– Но ты же назначил министрами Мару и своего домового?
– У меня всего-то тысячи три подданных – главным образом в Готаре, состоящем из полудюжины деревенек. Собственно, Готар и есть одна большая деревня… Господи, да я во многом не разбираюсь, многого до сих пор просто не знаю! Я тебе наломаю таких дров, что выправлять положение будут годами… Нет уж!
– А если я разгневаюсь всерьез?
Ему было неуютно. Однако в голосе Яны не ощущалось особенного гнева, скорее уж, такое впечатление, подтвердились какие-то ее предположения…
– Вряд ли, – сказал Сварог. – Ты себя показала умницей и вполне зрелым государственным деятелем…
– Вот только примитивной лести не нужно!
– Я вполне серьезно. Если ты разгневаешься всерьез, я в тебе разочаруюсь и буду считать, что ты еще не выросла…
– Хитрец ты, оказывается…